Сирик представлял Храм Судьбы, и завтра, когда ее рука будет лежать на рукояти топора, произнесет за Ивьяна должные слова, — этот Сирик был стар. У него красное лицо, а посреди низкого лба надувается голубая вена. Слушая или негромко говоря что-нибудь, он непрерывно жевал кусочки сухих сладких конфет; слуга с коробкой этих конфет находился постоянно поблизости. Желтая ряса священника обтягивала тучный живот.

Лорд Дуарт представлял древние благородные семейства. Но и он не соответствовал своей роли. Маленького роста, худой, с постоянно дергающейся нижней губой, он производил впечатление человека, занятого крайне неприятной работой. Отвечал он только на прямые вопросы. И единственный из всех троих уделял хоть какое-то внимание Лойз. Она заметила, что он задумчиво смотрит на нее, но в его манерах ничего не свидетельствовало о жалости и не обещало поддержки. Скорее, она была для него препятствием, которое он хотел бы убрать со своего пути.

Лойз благодарила обычай, который позволял ей избежать ночного пира. Завтра она должна будет сидеть на свадебном пиру, а когда все достаточно выпьют, тогда… Цепляясь за эту мысль, она заторопилась в свою комнату.

Она совсем забыла о служанке и с удивлением увидела ее фигуру на фоне окна. Ветер затихал, буря как будто кончалась. Но слышался другой звук, отдаленный и неясный. Соленый воздух ударил в лицо Лойз из открытого окна.

Разгневанная собственными тревогами, раздраженная ожиданием предстоящего, Лойз захлопнула окно. Хотя ветер затих, тучи по-прежнему озарялись молниями. И в момент такой вспышки Лойз увидела то, за чем уже давно следила служанка.

Прямо на ждущие клыки скал шли корабли — два… три больших корабля. Корабли несло предательское течение, которое прокляло и обогатило Верлейн. Должно быть, это часть гордого флота могучего морского владыки. В коротких вспышках молнии Лойз не видела никакой деятельности на борту, никаких попыток предотвратить судьбу. Призрачные корабли двигались навстречу гибели, и это, по-видимому, нисколько не заботило экипаж. На берегу появились огни. Много людей выходило из ворот Верлейна. Все хотели поживиться, хотя Фальк накладывал свою тяжелую руку на любую добычу. Люди несли сети, чтобы вытаскивать обломки, и готовились к давно знакомой работе. Лойз оттащила девушку от окна и завесила его.

Но, к ее удивлению, обращенное к ней лицо девушки не было больше искажено страхом. В глубине темных глаз светился разум, возбуждение, нарастающая сила.

Девушка слегка склонила голову, как будто прислушиваясь к звукам бури. Все яснее становилось, что где бы она ни жила до того, как кораблекрушение привело ее в Верлейн, она была не просто солдатской девкой.

— Та, что долго прожила в этой башне. — Голос служанки звучал как бы издалека. — Выбери правильно. В эту ночь решается судьба людей и стран.

— Кто ты? — спросила Лойз, а служанка продолжала меняться у нее на глазах. Она не была чудовищем, которое по своему желанию может принимать облик зверя или птицы, как утверждали слухи о колдуньях Эсткарпа. Но то, что скрытое лежало в ней, замученное, почти убитое, теперь вновь ожило, показалось сквозь израненное тело.

— Кто я? Никто… ничто… Но приближается та, что собрала в себе то, чем я когда-то обладала. Выберешь хорошо, Лойз Верлейнская, — и живи. Выберешь плохо — и умри, как умерла я, умирала по частям, день за днем.

— Этот флот… — Лойз полуобернулась к окну. Неужели приближается завоеватель, настолько безжалостный, чтобы пожертвовать своими кораблями для захвата плацдарма на берегу? Безумная мысль. Корабли обречены, мало кто из их экипажа выйдет на берег живым, и тут их будут ждать люди Верлейна.

— Флот? — повторила служанка. — Флота нет — только жизнь — или смерть. В тебе есть что-то от нас, Лойз. Докажи это — и выиграешь!

— Что-то от вас? Но кто ты?

— Я никто и ничто. Спроси лучше, кем я была, Лойз Верлейнская, прежде чем ваши люди вытащили меня из моря.

— Кем же ты была? — послушно спросила Лойз, как ребенок, повинующийся приказу старшего.

— Я из Эсткарпа, женщина с морского берега. Понимаешь? Да, я обладала Силой — пока она не вытекла из меня в зале внизу под смех и крики мужчин. Дар принадлежит нам, женщинам, пока тела наши не тронуты насилием. Для Верлейна я была лишь женщиной, и ничем больше. Так я утратила все, что составляло мою жизнь, утратила себя. Понимаешь ли ты, что это значит — потерять себя? — она изучала Лойз. — Да, понимаешь, судя по тому, что ты собираешься делать сейчас. Мой Дар исчез, раздавленный, как последний уголек костра, но пепел остался. Поэтому я и знаю, что буря приносит к нам более великую, чем я когда-либо надеялась стать. Именно она определит наше будущее, и не только наше!

— Колдунья! — Лойз не отпрянула; наоборот, ее охватило возбуждение. Сила эсткарпских женщин была легендарной. Лойз жадно прислушивалась к рассказам об этой силе, доходившим до Верлейна. И теперь горько сожалела — почему она не знала об этой женщине раньше?

— Да, колдунья. Так нас называют, когда немного начинают понимать. Но не думай, Лойз, что сможешь что-нибудь получить от меня сейчас. Я лишь обгоревшая головешка, когда-то во мне пылал огонь. Напряги свою волю и разум, чтобы помочь той, что приближается.

— Волю и разум! — Лойз хрипло рассмеялась. — У меня есть и воля, и разум, но нет власти. Ни один солдат не подчинится мне, не пошевелит пальцем по моей просьбе. Лучше обратиться к Бетрис. Когда отец доволен ею, она пользуется некоторым влиянием на людей.

— Тебе нужно будет лишь использовать предоставившуюся возможность. — Женщина сняла шаль, аккуратно свернула ее и, направляясь к двери, положила на кровать. — Воспользуйся возможностью, Лойз Верлейнская. И спи сегодня спокойно — твой час еще не пришел.

И прежде чем Лойз успела остановить ее, она выскользнула за дверь. Комната опустела, как будто женщина унесла с собой всю жизнь, пульсирующую в скрытых тенью углах.

Лойз медленно сняла свой торжественный наряд, расплела наощупь волосы, не заглядывая в зеркало. Ей казалось, что кто-то тайно подглядывает за ней. Много подлых и грязных поступков совершилось в большом зале внизу с тех пор, как хозяином Верлейна стал Фальк. Но сейчас Лойз подумала, что один из этих поступков, связанный с женщиной из Эсткарпа, будет отомщен.

И так задумалась она, что забыла: ведь у нее канун брачного пира. Впервые за все время она не доставала вооружение со дна сундука и не радовалась тем возможностям, которые оно давало.

На берегу выл ветер, хотя он и не поднимал пену так высоко, как раньше. Люди на берегу, прячась, ждали, пока волны принесут им добычу. С берега флот выглядел еще внушительней, чем из башни Лойз.

Гунольд, плотнее запахнув плащ, всматривался в полумглу. Корабли не карстенские, и, следовательно, крушение выгодно герцогству. Гунольд считал, что они являются свидетелями последних минут вражеского набега. И вдвойне хорошо, что он может присмотреть в таких обстоятельствах за Фальком. Ходят слухи об огромных богатствах Верлейна, полученных морскими грабежами. А поскольку герцог берет в жены это бледное ничтожество, он потребует точных сведений о богатствах своей жены. Да, судьба улыбнулась, послав Гунольда в этот вечер на берег, чтобы он мог наблюдать, собирать сведения и готовить доклад для герцога.

Убедившись, что обреченные корабли уже не смогут отвернуть от берега, верлейнцы с фонарями в руках высыпали из укрытий. Может, дураки на кораблях примут эти фонари за бакены. Тем лучше. Они лишь сберегут время грабителей.

И вот лучи фонарей, протянувшись над вздымающимися волнами, коснулись раскачивающегося носа первого корабля. Нос корабля высоко вздымался на волнах; наблюдатели кричали, заключались торопливые пари насчет того, где произойдет крушение. Корабль поднялся высоко и устремился вперед, прямо на скалы. И вдруг — исчез!

Люди на берегу столкнулись с невозможным. Вначале некоторые особо впечатлительные решили, что корабль перевернулся, и забросили сети. Но в сетях ничего не было. Ни корабля, ни обломков.